Люди "ЗС" / Натан Яковлевич
Эйдельман
Гарибальди
и Россия
«ЗС»
№ 12/1984
"- Какая из
прочитанных книг вам больше всего нравится?
Павел,
подумав, ответил:
- Джузеппа
Гарибальди.
- Джузеппе
Гарибальди, - поправила Тоня. - Вам очень нравится
эта книга?
- Да, я его
шестьдесят восемь выпусков прочел, каждую
получку покупаю по пять
штук. Вот человек был Гарибальди! - с восхищением
произнес Павел.- Вот герои! Это я понимаю! Сколько
ему приходилось биться с врагами, а всегда его верх был. По всем
странам плавал! Эх, если бы он теперь был, я к нему пристал бы. Он себе
мастеровых набирал в компанию и все за бедных
бился".
Павел, то есть Павел Корчагин, - под
таким именем вывел самого себя в
романе "Как закалялась сталь" Николай
Островский. В прошлом году исполнилось 150 лет со
времени посещения нашей страны великим
итальянским революционером Джузеппе Гарибальди.
"Гарибальдийско-русские" связи - интересная
страница истории. Она по-своему открывает для нас
характерные умонастроения самых разных слоев русского
общества и в середине XIX столетия, и позже.
Среди
множества популярных, всем доступных
дореволюционных изданий о Гарибальди одним из
лучших (возможно, его как раз читал Павел
Корчагин) было сочинение Сергея Степняка (Кравчинского):
этот человек сам сродни итальянскому
герою - благородный, отчаянный рыцарь подполья,
талантливый писатель,
однажды спокойно слушавший оперу в столичном
театре, в то время как за его
голову была назначена огромная награда и вся
петербургская полиция была
на ногах. Вот какого Гарибальди рисовал Степняк:
"Дикий наездник пампасов в красной рубахе и
высокой калабрийской шапке с широким белым пончо
на плечах, с огненно-красными
кудрями и с такой же бородой, развевающимися по
ветру, прекрасный, как античный Марс. Кто на него взглянет, Тот с ума
сойдет". Русский биограф,
правда, невысоко оценил литературные
достоинства воспоминаний
самого Гарибальди, а его беллетристические
сочинения вообще находил "ниже критики". "Дело
в том,- замечал Степняк,- что Гарибальди не писал
поэму, а создавал ее своей жизнью. Жизнь
Гарибальди не только прекрасна, но именно
художественно прекрасна". Поскольку
исторические герои принадлежат многим, иногда
всем народам, мы можем сказать: Джузеппе
Гарибальди, уроженец Ниццы, итальянец, ближе всего, конечно, своей Италии, но
затем - России. При всем уважении к десяткам тысяч англичан,
восторженно встречавших его в Лондоне, к республиканцам
Южной Америки, за которых он сражался, - все равно
уверенно повторяем: на втором месте Россия, и тут
вряд ли что-либо можно переменить...
Причины
этого явления не так просты, как может показаться,
и чтобы их понять, напомним в общем известные
факты.Разумеется, случайность, но уж очень
символическая, что клятву - сразиться за Италию -
двадцатишестилетний капитан торгового судна
Джузеппе Гарибальди впервые дает в 1833 году в
Таганроге: для Италии это - далекий северо-восток,
для России - дальний юг. Вот
где начинался настоящий Гарибальди... Тогда, в
начале 1830-х годов, Россия о нем, конечно, совсем не
знает и пока еще очень мало знает Италия. Но
пройдет четверть века, и Рыжебородый явится
опять. Он весело въедет в Москву,
Петербург, Киев, Одессу, Таганрог, не минет малых
городков, даже деревень... Вот
столичный извозчик говорит седоку, что
сомневается в освобождении крестьян:
"Разве уж когда приедет господин Гарибалдов".
Будущий знаменитый
анархист Петр Кропоткин слышит крестьянский
разговор о том же освобождении: "Если
Гарибалка не придет, ничего не будет". Гарибальди был еще жив в 1881
году, когда о нем впервые услышал тринадцатилетний Алексей
Пешков, услышал на волжском пароходе от простого крестьянина, который говорил о
Гарибальди-освободителе... Стоит ли повторять
многократно описанное, хорошо известное: как
русская молодежь рвала друг у друга газеты и
журналы - что Гарибальди? где Гарибальди? Как один
почтенный старик признавался, что у него "каждое
утро замирает сердце, - не разбит ли Гарибальди?"
Как "Санкт-Петербургские ведомости"
объявляли (20 мая 1860 года), что "вся Европа с
нетерпением смотрит на
одного человека... В его руках не только судьба
Сицилии и Неаполя, но и всей
Италии, и как знать, может быть, и значительной
части Европы..." Тогда Гарибальди со своей "тысячей"
освобождал Сицилию. Разве мало было таких
восклицаний, как те, что можно прочесть в письме Добролюбова к Некрасову: "Гарибальди!
Вот человек, не уступивший пошлости, а сохранивший свято свои идеи...
Очевидно, этот человек должен чувствовать,
что он не загубил своей жизни, и должен быть
счастливее нас с вами".
Наконец,
Александр Герцен написал, наверное, лучшие
воспоминания о Гарибальди - своем личном друге.
Герцен пишет: "Костюм его чрезвычайно важен: в
красной рубашке народ узнает себя и своего.
Аристократия думает, что,
схвативши его коня под уздцы, она поведет куда
хочет и, главное, отведет от народа; но народ
смотрит на красную рубашку и рад, что дюки, маркизы
и лорды пошли в конюхи и официанты к
революционному вождю, взяли на себя должности
мажордомов, пажей и скороходов при великом
плебее в плебейском платье... Гарибальди, целиком
взятый из Корнелия Непота, с простотою ребенка, с
отвагой льва". 17 апреля 1864 года итальянский
герой поднимет бокал "за юную Россию, которая страдает и борется, за
новую Россию, которая, раз одолев Россию царскую,
будет, очевидно, в своем развитии иметь огромное
значение в судьбах мира!" Ответ Герцена: "Тост
ваш дойдет до наших друзей, дойдет до каземат и
рудников..."
И
вот - не можем удержаться! - еще один, последний
портрет Гарибальди, выполненный
герценовской кистью: "Он сделался "невенчанным
царем" народов, их упованием, их живой легендой,
их святым человеком, и это от Украины и Сербии до
Андалузии и Шотландии, от Южной Америки до
Северных Штатов. С тех пор он с горстью людей
победил армию, освободил целую страну и был отпущен из нее, как отпускают
ямщика, когда он довез до станции. С тех пор он был
обманут и побит, и так как ничего не выиграл
победой, не только ничего не проиграл поражением,
но удвоил им свою народную силу. Рана, нанесенная
ему своим, кровью спаяла его с народом". Ученый-географ
Лев Мечников опаздывает на Сицилию - "тысяча"
Гарибальди уже в Неаполе. Русский является там к
генералу, становится его адъютантом, вскоре он ранен, но продолжает
сопутствовать любимому герою. А
в это время юный Дмитрий Менделеев, в политике
отнюдь не революционер, молодой Менделеев в
восторге: "Где был когда-нибудь такой человек,
как Гарибальди?.. Он всех и
каждого очаровывает, заставляет бросить личные цели для общих, его красноречие
просто, как и он сам, - моряк, генерал не по чину, а
по природе, правитель, оратор... Он не берет ни
почестей, ни денег.
Счастлива страна, которая может назвать, может
производить таких людей!"
Тимирязев же предлагает, может быть, лучшее
объяснение, отчего к генералу в красной рубашке
так тянутся ученые, особенно естественники: "Дарвин
и Гарибальди... оба вели
борьбу за свободу, один - мыслью, другой - жизнью!"Восторги,
радости, большей частью искренние, но иногда -
чтобы не отстать от моды... Мы видим в России 1860 -
1870-х годов левых, горюющих, что Гарибальди не
пошел еще левее, и правых, мечтающих, чтобы он
взял "еще правее"; а по салонам, гостиным,
дворцам ползут слухи "совершенно достоверные" о трогательной
истории, случившейся с Гарибальди в тунисском гареме, о роковой любви его к
дочери барона, тело которой было потом тайно
похоронено в горах...
Чтобы
не продолжать без конца эти потоки восторгов,
дадим еще только слово Тургеневу. Он шутит в ту
пору, что боится ехать в Италию: "Потом
вернешься в Россию и вдруг закричишь "Viva
Garibaldi1" или "Abasso2" кого-нибудь другого, и глядь, с трех
сторон розги хлещут по спине". Да, легкость
перехода с "Вива-Гарибальди" к "Долой..."
- очевидно, царя - была угадана и петербургскими
властями; розги, разумеется, наготове. Там, в
русской столице вокруг Гарибальди происходят
вещи комические и трагикомические. С одной
стороны, дело идет к свободе крестьян русских - значит,
не страшны разговоры о свободе итальянской, к
тому же нация, патриотизм - эти сюжеты ведь
поощряются и российской властью! Наконец, Австрия,
один из главных врагов итальянской
независимости, в это время отнюдь
не друг русской короне. Поэтому о Гарибальди
писать разрешено, но одновременно не очень... Ведь
все-таки революция, все-таки неаполитанского
короля сбросили с престола. Самый
выгодный товар в книжных лавках - это портреты
Гарибальди; но редактору газеты, поместившему
такой портрет, тут же объявлен выговор; изображение
генерала кое-где изъято, но... не совсем запрещено.
Действительно, как бороться
с портретами, когда в Одессе, скажем, они буквально в каждом доме, когда
не удается справиться даже с изображениями друга
Гарибальди, "государственного преступника"
и изгнанника Герцена (один
чиновник, уличенный в том, что в его квартире над
столом висит большой портрет Герцена, отвечал,
что повесил "из ненависти", чтобы иметь возможность постоянно "плевать
и проклинать негодяя"). Да, власть напугана и
будто слышит то, что говорит и думает немалое
число людей: "Гарибальди -
это мы!" Может быть, никогда в истории Россия и
Италия не были столь близки, как в эту пору,- общностью судьбы,
ожиданием свободы, страданиями. Изгнанник Герцен,
бродя по Европе, плохо переносит немецкую,
французскую буржуазность, британскую холодность.
В терзаниях и скитаниях он признает, что "нравственно
выздоровел только в Италии". В чем же дело -
воздух, природа? О да! И - о
нет! Куда больше говорит вскользь оброненная
фраза, что только в Италии и в России бедным быть
не стыдно. Не станем принимать каждую букву этой
фразы на веру: "Бедность не порок" называлась
знаменитая пьеса, но бедным от того ненамного
легче. Дело не в букве - в духе. Небуржуазность -
так можно тут назвать общее у двух народов. Можно,
конечно, сказать, что недостаточная буржуазность
- признак отсталости, слабой
индустрии, неразвитости. Со всем этим нельзя не
согласиться, но почему же взрослый, старик обязательно
лучше юноши, ребенка? "История, как бабушка,
любит младших внучат"."Молодая Россия",
"Молодая Италия" ...Но вот еще одна "линия
родства": мы уже замечали, что даже люди не
самых "красных" политических воззрений
сочувствовали итальянскому герою. Н. И. Пирогов, великий хирург и сверх
того крупный чиновник министерства просвещения, мгновенно
откликается на приглашение осмотреть, как он выразился, "знаменитую рану"
Гарибальди. Как раз совет русского врача - не торопиться
с извлечением пули - оказался верным (советский
ученый Владимир Невлер
отыскал в архиве теплые строки благодарности,
которые Гарибальди адресовал своему исцелителю).
Итак, повторяем, что красного генерала любят
русские довольно разных цветов. Но отчего же? Многие
лучшие люди России жаждут перемен, но боятся, что
они достанутся слишком дорогой ценой. И вот
является Гарибальди, боец, но притом рыцарь;
революционер, всегда чистый,
благородный; вождь - без корысти. Уже знакомый
нашему читателю Сергей
Степняк писал: "Ярлык, на лицевой стороне
которого написано "герой", имеет свою
изнанку, на которой всегда почти написано "изверг".
Такими были все цезари, наполеоны - большие,
средние, малые и малейшие, - героизм их заключался
в том, что, не щадя ни себя, ни других (больше, впрочем,
других!), они добивались личного возвышения.
Гарибальди для себя лично никогда ничего не
добивался, не! Даря царства, оставался беден, уж как последний из своих
волонтеров". Стоит ли удивляться, что среди ли
добровольцев в отрядах генералами краснорубашечника было
множество русских, - кажется, не менее пятидесяти.
Лев Мечников, Анна Толиверова-Якоби, Герман
Лопатин, Андрей Красовский, Владимир
Ковалевский... Не забудем упомянуть и Николая
Берга - автора первых
русских корреспонденции о действиях Гарибальди (позже
ему досталось от начальства за чрезмерное
восхваление "красного генерала"). Николай Берг,
между прочим, пригласил Гарибальди в Россию и
даже дал ему адрес... профессора Михаила Погодина,
человека весьма умеренных взглядов, но пылкого
обожателя итальянского героя; впрочем, несколько
лет спустя Погодин станет умолять Гарибальди,
чтобы тот ни в коем случае не сочувствовал
полякам, осмелившимся восстать против царя! Русское
правительство официально выразило
соболезнование по поводу смерти Джузеппе
Гарибальди.
Снова
и снова события возвращают в Россию образ, а
потом тень Гарибальди, революционера-рыцаря.
Италия к тому времени уже проделала первый тур
своей революции. Россия - еще нет. Поэтому
возникал своеобразный парадокс: то, что для
Апеннин все больше становилось днем вчерашним,
для России оставалось сегодняшним и завтрашним.
Некоторые книги, итальянские или про Италию, какие вызывали
сравнительно недолгий интерес римской,
миланской публики, на многие десятилетия
делались книгами любимыми, настольными у тысяч
москвичей, петербуржцев, одесситов, кавказцев.
Сам Гарибальди или рассказы
о нем за 47 лет, с 1861 по 1908 год, были изданы в России
539 раз: иногда эти сочинения назывались просто и
строго - "Из воспоминаний", а
иногда так: "Кровавые приключения грозного
атамана разбойников, или Разбитая
любовь прекрасной итальянки".
Сверх
того, две книги завоевали Россию своим
гарибальдийским духом.Этель Лилиан Буль, дочь
английского математика, окончившая высшую музыкальную школу в Берлине,
как известно, с почетом вошла в русскую историю я
литературу. Юной девушкой она подружилась с не
раз уже упоминавшимся Сергеем Степняком-Кравчинским,
а через него - со многими русскими
революционерами конца XIX века. Несколько лет она
живет в России: ночные
бесконечные споры, отчаянные дела, известия о
казнях товарищей - все это
была ее жизнь. Позже она выходит замуж за
бежавшего из Сибири польского революционера
Войнича и становится госпожой Этель Лилиан
Войнич. Под этим именем она выпускает - на
английском - множество сочинений и переводов,
больше всего с русского, На тридцать третьем году
жизни, в 1897 году, Э. Войнич создает самое
известное свое сочинение - "Овод". Через год книга уже выходит в русском
переводе, затем еще, еще, еще... Книга имеет успех в
США, Англии, но успех временный, с годами почти забытый. Не то в России; Книжная
палата СССР ведет статистику - "Овод" на русском,
украинском, грузинском и других языках
Советского Союза выдержал больше ста изданий.
Общий тираж их свыше трех миллионов, плюс неоднократные инсценировки
для кино, театра, оперы. В середине пятидесятых
годов нашего века советские журналисты
разыскали престарелую писательницу в Нью-Йорке (она
скончалась в 1960, на девяносто седьмом году жизни).
Трудно сказать, кто был более потрясен -
журналисты или
писательница. Они были уверены, что автор "Овода"
затерялся в конце прошлого, ну, может быть, в
начале нашего столетия - ведь на этой книге воспитывались
еще отцы их отцов. Писательница же считала, что ее
имя там, на Востоке, давно забыто...
Но
отчего же мы вводим в наше повествование о
Гарибальди русский успех английского
автора? Да оттого, что "Овод", думаем, никогда
бы не имел и десятой доли
славы, если бы не Италия, если бы герой книги
Артур, по кличке Овод, не был бы лидером
карбонариев, если бы этот герой не был столь же
храбр, сколь и весел, если бы и в ненависти не
сохранял доброту, если бы прежде не сражался в
Южной Америке за родную Италию, если бы не соединял
в себе "ребенка и льва". Вторым же русским
"родственником", "наследником"
Гарибальди был человек, погибший за 1878 лет до его
рождения. Спартак. Мы, разумеется, знаем, что
Раффаэлло Джованьоли был гарибальдийцем, что его роман в Италии читали и
переиздавали, что о "Спартаке" сам
Гарибальди отзывался восторженно: "Я,
получивший свободу раб, благодарю вас... за те моменты
волнения, которые я переживал при чтении вашей
книги" (из письма от 26 июня 1870 года). Спартак,
Рим, Италия... Но Россия опять не отстает. В 1880-1881
годах Степняк (все тот же Сергей Кравчинский)
впервые переводит "Спартака" на русский
язык. Вскоре потребовались новые издания - 1898-1899
годов, 1903, 1906, 1914. А уж после 1917 года - миллионы
экземпляров на десятках языков! Недавно мы
спросили итальянского друга, как переиздается,
читается на своей родине
Джованьоли сегодня? Он отвечал, что книга не
забыта, но спрос не очень уж велик... Думаем, что и
в появлении "Спартака" Джованьоли в Италии,
и в непреходящей любви к
нему наших, читателей сыграли свою роль дела и
слава Джузеппе Гарибальди. Человека,
принадлежащего Италии, во-первых, и России - во-вторых.
Ю.Карелин
Н.Эйдельман
1Да здравствует Гарибальди (итал).
2Долой (итал.).
